Вы первый медик в семье?
О, нет! Две сестры моей мамы были докторами, а бабушкин брат - вообще членкор АМН, генерал-майор медицинской службы - главный травматолог Вооруженных Сил СССР. Я его с 3 лет помню - он приезжал из Питера в Ростов, где я родился. Человек был удивительный, для меня - почти кумир. Хотя, конечно, с профориентацией в юности все было достаточно зыбко.
Драмкружок, кружок по фото?
Вот-вот. Точнее, музыкальная школа по классу фортепьяно. Правда, закончил я ее из уважения к преподавателю (а сольфеджио на экзамене списал). Играл в шахматы, увлекался техникой - в гараже сделал с друзьями микро-мотоцикл, таких в то время не водилось. А еще был картинг, бег на средние дистанции и рыбалка под видом трудовой деятельности.
Это как?
А мы со школьными приятелями нанимались вскапывать огороды якобы для заработка, а на самом деле - чтобы иметь возможность рыбачить в интересных местах. Там реки прекрасные - Дон, Маныч, а недалеко и Азов. Петровские места!
Как же началась медицина?
В 7 классе прочитал книжку Ф.Г.Углова «Сердце хирурга». Он ведь начинал земским врачом в Сибири. Я читал, как к нему, тогда совсем молодому доктору, пришел мужик с практически снятым скальпом: медведь подрал! Такие истории, конечно, впечатляли.
Так я и понял, что нет другого пути, чем стать хирургом. Начал серьезно учить химию, посетил кафедру в Военно-Медицинской академии, а потом поступил учиться. Кстати, именно там, в 1985 году на кафедре военной травматологии и ортопедии познакомился с А.Украинским и С.Швыревым. Потом приехал А.Шумило совершенствоваться в микрохирургии. Могли до утра говорить про сосуды и лоскуты; информацию собирали по крупицам - литературы-то не было...
А.Украинским На втором курсе понял - хочу заниматься наукой. Но какое направление выбрать? Как часто бывает, многое в этот момент зависит от преподавателя. А учителя у меня были на удивление харизматичными.
И нравилось очень многое. Например, кардиология. Или эпидемиология - ведь так интересно разбираться в том, как человек заразился, какие симптомы, на какой день...В инфекционном отделении такая аналитика и дедукция, что хоть детективы пиши! Но чем бы я не увлекался, некая внутренняя константа все-таки сохранялась: мне всегда был нужен результат. Интуиция - да, но кроме нее я должен иметь четкий инструмент решения проблемы и понимать, что к чему. А в медицине не все направления это позволяют. Например, неврология нематериальна, там нужно додумывать. Значит, это не мое.
А в хирургии были харизматичные учителя?
Еще бы - И.С.Колесов, С.С.Ткаченко, Ю.Л.Шевченко, А.Е.Белоусов! В Академии давали ВСЕ возможности, чтобы ты стал спецом. Там традиции, система, школа. Помню первую лекцию по хирургии - вышел академик Колесов, величайший хирург. Ты читал его книги - и вот он тут, перед тобой.
Кстати, отчисляли из Академии?
О чем вы спрашиваете! Нам все время говорили: «Конкурс продолжается!».
И вы зубрили с утра до ночи?
Естественно, нет! В Питере невозможно только зубрить. Культурная программа - в полный рост: бессонные ночи, самоволки, пригороды, лит.кафе, рок-клуб, андеграунд и молодой Гребенщиков в 1985 году у кого-то на квартире... Но не смотря ни на что троек не получал - дело чести. Врач-троечник - фу! Да и окружение не позволяло расслабиться - у нас был очень сильный курс, многие закончили школы с медалями. Так что я приехал в Питер с мыслями о том, что кое-что могу, а оглянулся вокруг - сколько же у меня пробелов! Срочно нужно догонять!
После выпуска пригодилось все, чему вас учили?
Как говорится, сразу вспомнил все, не успев забыть. Попал я в ВВС как врач полка. И жизнь тут же мне задачу почти такую же, как молодому Углову. У того был скальпированный мужичок, а ко мне чуть не в первый день пришел боец, держа в охапке собственные внутренности. Тут тебе и противошоковая терапия, и прочие навыки в полном объеме. Да и дальше расслабляться было некогда: гарнизон - это своего рода государство, и врач там - как на ладони. Там ты и хирург, и терапевт, и гинеколог, и педиатр. Ответственность большая. Но и практика немаленькая!
А как же пришли к пластической хирургии?
В девяностые годы многое разрушилось, но что-то и создавалось. Мой первый учитель сообщил, что открыл клинику, и я подумал - если пойду туда, то стану классным хирургом. А учиться было чему: поначалу в основном мы занимались микрохирургией, травматологией и хирургией кисти. Потом появились американские партнеры - выдающиеся пластические хирурги, которые по сути научили своей специальности и помогли избежать многих ошибок. Примерно в то же время мы начали думать о собственной клинике. Короче, в 2000 году собрались мы 7 марта и решили: пора. И позвали Михаила Давидовича, который к счастью согласился. С тех пор мы в неизменном составе!
Основные испытания остались позади?
Испытания подкарауливали впереди. Через месяц после судьбоносного решения я с семьей попал в жуткую лобовую аварию на машине. Большой палец на руке - что называется, «в пыль». Руку мне восстанавливал Сергей Павлович. И через 3 месяца я уже оперировал, хоть и больно было. Кстати, пока рука заживала, тоже времени не терял - осваивал административное управление и занимался организацией работы новой клиники.
Как бы вы охарактеризовали ваше настроение в период становления клиники?
Я бы сказал, что это был оптимизм, помноженный на трудоголизм. Когда организовывали клинику на Садовой, мы в ней, считай, жили. Чуть ли не ночевали. И Grandmed развился достаточно быстро.
Но, согласитесь, одно дело - боец с распоротым животом, и совсем другое - красавица, не желающая стареть!
Мы начинали с травматологии, прекрасно осознавая проблемы покалеченных людей. А потом стало ясно, что иногда людям нужна иная помощь. Например, как-то раз ко мне пришла девушка 19 лет с настойчивым желанием увеличить грудь. Вообще-то нежелательно делать такую операцию нерожавшей женщине. Но у нашей пациентки был такой сильный комплекс, что все-таки ее прооперировали. А через год прихожу в клинику - а там охапка роз и теплое письмо, что все хорошо, девушка вышла замуж и ждет ребенка. Так искренне и душевно все получилось, что я понял - в пластической хирургии свои вершины, и работать в ней нужно особенно хорошо. Нужно быть мастером. А это совсем непросто.
Есть ли у вас постоянные пациенты?
Конечно, есть, как и у любого пластического хирурга. Обычно это красивые женщины, критически относящиеся к своим недостаткам. Они энергичные, любящие и любимые, без внутренней ущербности, четко понимающие, чего хотят. А есть такие, которые и так хорошо выглядят, но: «Ах, мне уже пора веки сделать!». Чаще всего это публичные люди, которые всегда на виду.
А можете признаться в своих симпатиях и антипатиях?
Очень не люблю, когда чрезмерно эстетствуют в отношении своей внешности. Как будто речь идет о смене одежды! Например: «Да, грудь у меня хорошая, но мне бы больше пошла другая!» Зато мне симпатичен 60-летний мужчина, который пришел делать подтяжку лица со словами: «Я к своему лицу отношусь как к старому халату. Я к нему привык, люблю его, но меняю, когда вижу, что все пришло в негодность».
Никогда не возникало желания самому себе подкорректировать внешность?
Бывает! То веки вдруг не понравятся, то еще что-нибудь. Но еще не время «менять старый халат». Ведь делая что-то со своей внешностью, мы не в силах обмануть природу. Это иллюзия, что можно помолодеть лет на двадцать. И слишком мечтательных пациентов нужно возвращать на землю, чтобы не было разочарований. Кроме того, все изменения воспринимаются субъективно, по разному видятся самому человеку, его подругам, родственникам. И отзывы на блестящую операцию не обязательно будут блестящими. Если у человека драма, и он начинает что-то с собой делать, то нужно чтобы он понимал - пластическая операция не решает жизненных проблем.
А с какими проблемами приходится сталкиваться вам?
Бывает, что приходят пациенты с таким настроением, что только из вежливости не спрашивают: «а вы это в первый раз делаете?» Бывает, что предъявляются запредельные требования. Например, асимметрия лица существует обязательно. На эту тему даже есть классический опыт. Итак, фотографируем человека. Потом совмещаем две правых части портрета и сравниваем с тем, что получится, если совместить две левые части. Перед вами окажутся два совершенно разных лица, причем оба - хуже, чем реальное. Но находятся казуистически настроенные граждане, которые требуют абсолютной симметрии. Есть и такие, которые говорят: «Медицина платная? Вот и делайте, как я хочу!» Трудно работать и тогда, когда пациент лезет в медицинские глубины. В таких случаях лучше заранее отказаться от операции.
Важен ли для вас душевный контакт с пациентом?
Если его нет - это не твой пациент. Необходимо полное взаимопонимание, хотя бы на короткое время. Чтобы не витала даже тень антипатии, чтобы было уважение к его тревогам и к решению, которое вы совместно приняли. А лучше всего, когда во время операции удается поймать кураж и понимаешь, что ты все классно сделал, как никто другой. И на душе легко - еще раз подтвердил свою профпригодность!
Судя по всему, вы хорошо умеете работать в команде.
В свое время я еле-еле прошел психологический тест в Академии: мне сказали, что я никогда не смогу стать военным, потому, что в моем сочинении слишком много раз употреблялось слово «я» - а это знак высокой самооценки. Так вот, по отношению к клинике МЫ можем сделать очень многое, ведь клиника - это организм, и его работа зависит от того, что наша пятерка едина и при этом мы все разные.
А чего вы никогда не станете делать и что сделать хотелось бы?
Я никогда не буду делать операцию, результат которой не будет отвечать моим эстетическим представлениям. А сделать мечтаю очень многое. Например, начать операции по восстановлению молочной железы - хочется помочь тем женщинам, которых постигло такое несчастье. Хочется вывести на высокий уровень нашу собственную линию косметики, в частности, еще более усовершенствовать противорубцовый препарат, сделать его достоянием клиники... А если без пафоса - то есть четкое желание работать на уровне самых высоких стандартов. И совсем нет страха, что это не получится...